Отправлено: 21.03.12 20:30. Заголовок: Этот Гриша Футерман

Этот Гриша Футерман…

Вспомнил в предыдущей статейке этого человека - на душе сразу же весело и радостно стало.
Расскажу и вам, форумчане, очень короткорасскажу о Григории свет Ефимовиче. Просто, чтобы и вы поулыбались, глядя на этот портрет. Да и не портрет даже, так, легкий набросок, эскиз.
Сейчас в игрушечных магазинах можно запросто купить полупрозрачные силиконовые шарики. С теннисный мяч размером. Шарики эти искрятся изнутри, перетекают в руках, постоянно меняют свою форму. Нечто медузоподобное, но веселенькое и вызывающее добрую улыбку и хорошее настроение одним своим видом.
Это и есть Гриша Футерман, причем, – в почти натуральную величину.
К моменту нашего знакомства Грише было под сорок. Полтора метра ростику, с брюшком. Директор филармонии! Для меня – почти старик при солидной должности.
Но называть его по имени и отчеству Григорием Ефимовичем ни у кого язык не поворачивался.
Гриша был выходцем из севастопольской Корабельной стороны. Корабелка в Севастополе – это маленькая Одесса. Вот там-то Гришаня вместе со своим корешком Шуриком Броневицким и провели годы послевоенного отрочества.
На память о своей юности шпаненка с Корабелки Гриша на всю жизнь сохранил собственное тело, покрытое ковром татуировок от пяток до шеи. Главный деятель севастопольской культуры в зрелые уже годы жутко стыдился своей молодой глупости и по этой причине всегда носил рубашки с длинными рукавами и застегивал их на все пуговицы.
Если хотелось Гришу подколоть, надо было пригласить его на пляж.
«Зачем ты мне, Володя, делаешь так больно! Разве ж кто-то другой, как не я, тебе софочкин концерт от души оторвал и прямо в ручки положил? А знаешь, сколько Гриша мог иметь, но не поимел, пока Софа твоим матросикам пела? А ты со мной так-то вот… Ай-ай-ай!»
Вести диалог с Гришей было совершенно невозможно. Ты ему о чем-то говоришь. Гриша, кажется, слушает и слышит. Но разговор обязательно превратится в набор разрозненных монологов. И, что самое поразительное, в итоге всегда будут решены все вопросы. И никогда не знаешь, какой еще вдруг внутренней искоркой сверкнет и ослепит тебя шарик-Гриша.
Например. Рассказываю Грише, как великолепно выступил на корабле коллектив только что открывшегося в Севастополе варьете. Конечно, с его же подачи артисты к нам и приезжали. Рассказываю, как пригласили мы на концерт командира дивизии, как адмирал взял с собой жену и дочку-подростка. По причине дождя пришлось концерт проводить в тесной столовой команды. Помещение забито народом до предела. Для артистов оставили метров пять квадратных. Комдив, его супруга и дочь заняли места в почетном первом ряду. А концерт начался с канкана в исполнении кордебалета варьете…
А Гриша на все это мне отвечает: «Нет, Ёся не будет пить твою бодягу-разведенку. Я подумаю, что ты ему должен будешь припасти к обеду. Потом скажу.»
Какой Ёся? Почему вдруг Ёся не будет пить разведенный спирт, испробованный уже неоднократно всеми артистами?
Гриша в ответ: «А? Что? А-а-а… Кобзон в августе приезжает. Или ты хочешь-таки сказать, что в августе забудешь про Футермана, и как дверь в филармонию открывается?»
Гриша! Дорогой мой Григорий Ефимович! Я и сейчас, спустя почти сорок лет ни тебя забыть не могу, ни той двери в твою музыкальную конторку, в которую столько раз входил с надеждами и из которой всегда выходил осчастливленным.
Владимир С.